Необдуманные Молитвы Помбо-Идолопоклонника

Идолопоклоннику Помбо понадобилось... Впрочем, что именно ему понадобилось не знает никто, да и не узнает уже никогда - достаточно упомянуть, что потребность его могла показаться значительной разве что ему самому (справедливости ради стоит заметить, что случалось подобное постоянно), не стоя на деле и выеденного яйца. Итак, для Помбо удовлетворение ее представлялось совершенно необходимым - привычно обратился он к Аммузу - просьба выглядела очень простой и не способной поставить в тупик даже идола из слоновой кости... Но Аммуз все же замешкался. Никто никогда не узнает, что именно произошло - может быть, в тот момент был он занят, может быть - просто отвлекся, а может - предвидел то, что произойдет потом - так или иначе идол не откликнулся. Тогда Помбо обратился к Тарме, прося покарать и ниспровергнуть Аммуза - но Тарма с незапамятных времен был союзником Аммуза, низвергнуть последнего значило пойти против этикета богов, а потому и эта простенькая просьба осталась невыполненной. Помбо отчаянно молил богов, всех подряд, одного за другим - как уже было замечено (или не было, и, в таком случае, следует отметить это сейчас), собственные потребности Помбо ставил много выше всего остального. И все боги - и древние, чьи имена забылись в толще лет, и молодые, чьи имена по-прежнему у всех на слуху, отклонили мольбу Помбо. Помбо молился, боги молчали - так продолжалось, пока он впервые не подумал о тонком, божественном этикете, против которого восстал. Случилось это внезапно - он тогда молился своему пятидесятому идолу - светло-зеленому богу из жадеита, чье имя известно разве что китайцам - Помбо понял, что все боги объединились в союзе против него. В союзе этикета. Обнаружив это, Помбо проклял день, когда появился на свет, и горько восплакал, и задумался о том, что именно потерял. В те дни его можно было заметить возле антикварных магазинов или других мест, где продавали идолов из слоновой кости и камня - только ради идолов он, вместе с многочисленными соплеменниками, отверг спокойную участь хранителя святости Ганга, и переселился в Лондон из Бирмы. Ужасными моросящими ноябрьскими вечерами измученное лицо Помбо плющилось об освещенные витрины магазина - Помбо молился там какому-нибудь спокойному, сидящему по-турецки идолу, но магазин закрывался, гас свет, и полицейские прогоняли Помбо - вернувшись в ту часть Лондона, где редко услышишь английскую речь, он забивался в темную комнатушку и продолжал молить своих собственных маленьких идолов. Тщетно.

Когда простенькую просьбу Помбо отказались выполнять и идолы из музеев, и идолы с аукционов, и идолы из магазинов, он, недолго посовещавшись сам с собой, купил фимиам и сжег его в жаровне перед своими дешевыми маленькими идолами, подыгрывая молитвам на флейте вроде тех, какими пользуются в Индии заклинатели змей. Но идолы, оставаясь верными своему этикету, все также молчали.

Никто никогда не узнает - то ли Помбо неправильно оценил силу божественного этикета и положил ее незначительной перед лицом собственных потребностей, или же потребности эти, превратившиеся к тому времени в отчаянную навязчивую идею свели его с ума - так или иначе Помбо-идолопоклонник схватил вдруг палку, вроде той, что когда то сделала из обезьяны человека, и на сей раз палка внезапно превратила идолопоклонника в идолоненавистника, вернее, в идолоборца.

Расколотив своих идолов в мелкую пыль и, таким образом, предоставив их судьбе Человеческой, Помбо-идолоборец покинув дом, поспешил к некоему знаменитому архиидолопоклоннику, вырезавшему идолов из редких минералов, и изложил тому свое дело. Архиидолопоклонник, изготавливавший своих собственных идолов, именем Человеческим осудил Помбо за разрушение идолов; "Или не человек создал их?" произнес архиидолопоклонник, и еще много всего произнес он тогда - касательно и собственно идолов, и божественного этикета, и конкретных ошибок Помбо, и что ни один идол в мире отныне не станет слушать мольбу Помбо, и были речи архиидолопоклонника длинны и заумны, но все же был он лишь человеком, а потому речь его закончилась, а когда произошло это, зарыдал Помбо, и горько воскричал, и проклял богов из слоновой кости, и богов из жадеита, и руку Человека, их сотворившую, но более всего проклинал он божественный этикет, уничтоживший, согласно истинным словам Помбо, "невинного". И тогда архиидолопоклонник, сам творивший идолов, приостановил работу над яшмовым идолом для короля Уоша, и проникся состраданием к Помбо, и рассказал, что хотя во всем мире и не найдется ни единого идола, склонного выслушать Помбо, но есть одна узкая тропинка, ведущая за Грань Мира, и там, на тропинке этой, сидит один беспутный идол, плюющий на этикет, и идол этот способен ответить на просьбу, которую не согласится выслушать никакой другой хоть сколь-нибудь уважающий себя бог. Обрадовавшись, схватил Помбо обеими руками бороду архиидолопоклонника, и в великой радости расцеловал ее, и утер ею слезы, и вновь стал прежним дерзким Помбо. А вырезавший из яшмы статую узурпатора Уоша рассказывал, что есть деревушка, называемая Край Земли, и есть в той деревушке Последняя улица, и на самом дальнем конце Последней улицы, в саду около последнего дома, совсем рядом с высокой стеной есть отверстие, и отверстие это легко принять за обычный колодец, но если повиснуть в этом отверстии на руках да как следует пошарить в нем ногами, можно нащупать ступеньку. Самую верхнюю ступеньку огромной лестницы, ведущей вниз, к Грани Мира. "Исходя из мирового жизненного опыта, из всего того, что вообще успели узнать люди, лестница эта не может не иметь своего предназначения, и даже более того - имея верхнюю ступеньку не может она не иметь и нижней," сказал архиидолопоклонник, "но нечего попусту болтать о том, что находится внизу этой лестницы..." И тогда застучали зубы Помбо, от страха застучали - с детства опасался темноты Помбо, но творивший своих собственных идолов объяснил, что лестница ту всевечно освещают тусклые синие сумерки, в которых вращается Мир. "Пройдя мимо Дома Одиночества под мостом, ведущим в Никуда, и чье предназначение не только никому не известно, но даже не угадывается, и миновав Махариона, бога цветов, и его высшего священнослужителя, не похожего ни на птицу ни на кота, ты увидишь маленького идола. Это Дут - беспутный бог, он выслушает и исполнит твою просьбу." И архиидолопоклонник продолжил вырезать идола для короля Уоша, а Помбо, тепло поблагодарив его, отправился восвояси. Он мурлыкал под нос песенку, а в его примитивном разуме вертелась мыслишка - скоро опять пребудут с ним боги, а он - пребудет с богами.

Долог путь от Лондона до Края Земли - у Помбо совсем закончились деньги, но через пять недель уже бродил он по Последней улице. Во время путешествия он проявил чудеса изобретательности, но какие именно никто никогда не узнает - достаточно сказать, что большинство его хитроумных уловок не вполне отвечают определению "честные". Помбо нашел колодец на краю сада крайнего дома Последней улицы, и, когда, вцепившись в край этого колодца, висел он на руках, разум его посещали мысли, огромное множество самых разных мыслей, сильнейшей из которых была та, что, наверное, умащенными длинной седой бородою устами знаменитого архиидолопоклонника боги просто посмеялись над ним - над бунтарем, несчастным и невинным, и мысль эта билась в его голове, пока не заболела та подобно запястьям... Но тут ноги его нащупали ступеньку.

Помбо пошел вниз. Все здесь действительно охватывали сумерки, в коих вращается Мир, и в сумерках этих тускло сияли звезды, и не было перед ним ничего, кроме странной синеватой пустыни неподвижных сумерек, множества звезд и комет, в сумерки погружающихся, и других комет - возвращающихся домой. И видел он огни моста в Никуда, и потом объял его яркий свет мерцающих окон Дома Одиночества, и слышал он голоса, и произносили голоса слова, и не были слова похожи ни на один человеческий язык, да и сами голоса тоже не походили на человеческие, и тогда Помбо, позабыв на время о своей жгучей потребности, закричал и побежал.

На полпути между голосами и возвышающимся над Миром Махарионом, чье тело охватывали радужные нимбы, разглядел Помбо сверхъестественное серое животное, не бывшее ни котом, ни птицей, и замер Помбо, замороженный страхом, и заколебался, и громче заговорили голоса из Дома Одиночества, и тогда, на цыпочках, прокрался Помбо еще ниже, а потом и вовсе помчался мимо животного. Животное внимательно наблюдало за Махарионом, швырявшим огромные пузыри, каждый из которых, будучи весной неизвестных созвездий, домой, к неописуемым полям, созывал стремительных ласточек, наблюдало, даже не поворачиваясь к Помбо, за дивным прыжком бога в Линлунарну - реку, протекающую по грани Мира; реку, несущую золотую пыльцу, умащивающую поток и уносимую от Мира на радость далеким звездам. И оно не видело, как Помбо предстал перед маленьким беспутным богом, плюющим на этикет и отвечающим на молитвы, отвергнутые респектабельными богами. Никто не знает, да и не узнает уже никогда, что произошло на самом деле, а уж для Помбо-то точно все это не имеет никакого значения - то ли вид наконец достигнутого маленького бога перевозбудил Помбо, то ли потребность его действительно была высока так, что вела его вниз быстрее, чем требовалось, или, наконец, что наиболее вероятно - слишком испугался он странного зверя и слишком быстро бежал от него - во всяком случае, Помбо не смог, как собирался, остановиться у ног Дута - пробежав дальше, мимо, вниз по сужающимся ступеням, еще дальше - со всех сторон сжимали ступени гладкие голые камни - Помбо поскользнулся и, не удержавшись, рухнул с Грани Мира, в точности как, когда сердца наши на мгновенье прекращают биться, проваливаемся мы в тягучие сны, а после, с ужасным ударом, пробуждаемся - но пробуждение - не для Помбо - умиротворенный, падал он среди безразличных звезд, повторяя горькую судьбу Проныры.